ForTrader : В феврале, во время торгов на «Московской бирже» бивалютная корзина поставила новый рекорд роста, доллар США переписал максимум марта 2009 года против , европейская валюта, впервые в истории, поднялась выше отметки 49 рублей.
Следуя политике информационной открытости, Банк России опубликовал без преувеличения сенсационный анализ финансовой сферы. По сути, российский регулятор открыто признался, что не в состоянии оказать помощь ни отечественной экономике, ни отечественной валюте. Слабый рубль является угрозой разгона инфляции, но оказать ему поддержку можно только повышением учетной ставки, то есть, за счет экономического роста. Экономический же рост можно обеспечить ростом объемов кредитования, но это угрожает появлением пузыря и роста закредитованности.
Среди финансовых аналитиков стало трендом указывать одним из основных факторов давления на emergency markets сокращение объемов финансового стимулирования. Замедление экономики России происходит на фоне умеренного ускорения развитых экономик.
Как Вы считаете, является ли основной причиной замедления российской экономики ошибочные действия Банка России, главной «жертвой» которых уже стал рубль, демонстрирующий стремительное снижение, или же внешние факторы оказывают более существенное влияние?
Василий Якимкин: Замедление российской экономики напрямую не связано с действиями ЦБ России, поскольку его основная задача – это ценовая стабильность в стране. Именно поддержание ценовой стабильности и должно быть прерогативой в политике ЦБ , а не стимулирование экономического роста. Даже не взирая на его невнятную политику (или отсутствие таковой), ситуация в экономике могла бы быть другой. Просто страна попала в ловушку среднего дохода , когда зарплаты служащих росли гораздо более быстрыми темпами, чем производительность труда. Как следствие, у нас зарплаты и прочие расходы бизнеса – почти как в развитых странах, а риски – как в развивающихся. Поэтому бизнес и деньги к нам не придут, поскольку существует оптимизатор на уровне риск/доходность = const. Например, доходность в развитой стране равна 4% при риске 2%. При российском риске в 20%, доходность тоже должна быть на порядок выше, т.е. 40%. А если она у нас, к примеру, 6% (существенно ниже 40%), то инвестиции и бизнес уйдут, пока доходности не поднимутся и оптимизатор риск/доходность не даст сигнал о возможности входа в рынок или бизнес и у нас в России.
Почему же у нас производительность не росла теми же темпами? Вероятно, исчерпала себя наша текущая экономическая модель , опирающаяся на вертикаль власти, госмонополии и пренебрежение к малому и среднему бизнесам. По сути, исчерпал свои возможности олигархический капитализм и его компрадорская ветвь эволюции.
Если страна попадает в ловушку средней доходности, то обычно требуется десяток лет, чтобы выйти из нее. Или волевым решением правительство должно резко снизить доходы наших сограждан, чтобы они (эти доходы) соответствовали статусу развивающейся страны. Кстати, московские власти, похоже, хотят пойти по этому пути. Так, по ряду муниципальных школ Москвы недавно прошел закрытый циркуляр для директоров, что со следующего учебного года доходы учителей будут снижены на 20% как минимум.
А внешние факторы выступили как, своего рода, катализатор негативных процессов , не более того.
Негативная роль ЦБ России, с точки зрения экономических процессов в стране, заключается в первую очередь в том, что он не сумел нащупать такие траектории развития банковской системы, на которых было бы возможно и выгодно кредитовать реальный сектор экономики по существенно более низким процентным ставкам. Да, ЦБ поддерживал рублевую ликвидность на небывало высоком уровне, но это автоматически не привело к снижению ставок кредитования, а способствовало ослаблению рубля.
Теперь российский Минфин озаботился снижением ставки кредитования в стране. Но ведь это не его функции.
ForTrader : Какие шаги, по Вашему мнению, может и должен предпринять Банк России для стабилизации ситуации и стимуляции экономического роста?
Василий Якимкин: Снизить эффективную ставку кредитования в стране для всех категорий заемщиков и через это стимулировать внутренний спрос . Например, предоставлять ликвидность только тем кредитным организациям, которые собираются кредитовать реальный бизнес, а не играть на финансовом рынке. Как получить такие гарантии от коммерческого банка и следить за их исполнением – чисто технический вопрос. И давать эти кредиты как можно под более низкую ставку, желательно даже, под 0%, как в свое время программы LTRO со стороны ЕЦБ.
Или поступить более радикально, открыв банковский рынок России для зарубежных игроков . Ведь мы состоим в , однако банковское лобби России выторговало для себя условия еще 10 лет не пускать зарубежные банки в Россию. В итоге нормальной конкуренции в банковской сфере нет , все «рубят капусту», получая высокие доходы за счет убийственных ставок кредитования.
И ЦБ не стоит в стороне: копируя европейское количественное смягчение со стороны ЕЦБ (типа LTRO), российский ЦБ внес в европейский вариант свое новшество : кредиты российским банкам предоставляются не под 0%, как в Европе делал ЕЦБ, а под 5.2% или выше. Необходимость отработать эти 5.2% и толкает банки на валютный рынок с целью поиграть против рубля.
И второе: как можно быстрее надо отпустить рубль в свободное плавание , а не «поддерживать» его, тратя на это (а в реалии играть против рубля). И не ждать 2015 года.
При размещении ликвидности на межбанке ЦБ необходимо пользоваться только рыночными механизмами (однодневные или недельные репо) и прекратить размещать большие суммы денег на аукционах под нерыночные активы.
Всячески стимулировать работу кредитных организаций страны с малым и средним бизнесом, тем самым меняя текущую неэффективную на данный момент экономическую модель страны. То есть, уводить страну с кампрадорской спирали эволюции – это тупик!
Fortrader
Suite 11, Second Floor, Sound & Vision House, Francis Rachel Str.
Victoria
Victoria, Mahe, Seychelles
+7 10 248 2640568
Я думал узнать про «ловушку среднего дохода». Это такая знаменитая концепция, говорящая, что, мол, страны, достигшие условного «среднего дохода», начинают расти более медленными темпами чем раньше. Эта концепция популярна на круглых столах и в колонках, и несколько лет назад кто-то пропихнул её даже в речь премьер-министра Медведева (хотя российские проблемы с ростом мало связаны с традиционными заботами стран-примеров этой ловушки). Научная литература о «ловушке среднего дохода» тоже растёт. Однако эта «ловушка» из тех, про которую хотелось бы понять - есть она на самом деле или нет.
Основная картинка, иллюстрирующая «ловушку среднего дохода», интерпретируется в обе стороны - и «за» существование ловушки, и против.
С одной стороны, есть страны - та же Бразилия, которые уже пятьдесят лет в «средней группе». Россия, по существу, там же. Но вот это «развитие средним темпом» не универсально. Есть страны, за те же 50 лет перешедшие из средней группы в «богатую» - от Южной Кореи до Испании (а если бы мы взяли другой период, 1948-2000, скажем, то и Италия бы вошла). По сравнению с ними Бразилия и Россия «в ловушке». С другой стороны - в темпах роста разных стран велик разброс и какие-то страны растут быстро, какие-то медленно (плюс к общим закономерностям типа замедления роста по мере увеличения капиталовооруженности). Лант Причетт и Ларри Саммерс в 2014 году привели очень мощные аргументы в пользу того, что мы наблюдаем именно это . (Об интеллектуальной предыстории - помните объяснение, предложенное Евгением Слуцким для объяснения «волн Кондратьева» - знаменитого феномена, эмпирического подтверждения которого так и не было получено?)
Эрик, как оказалось, не собирался говорить об этом - те закономерности, про которые он говорил - про то, что то, чем движется рост в зависимости от расстояния до «технологического фронта» и какие нужны институты на разных стадиях развития известно гораздо больше. Чтение можно начать с Агийона-Асемоглу-Зилиботти , и у Агийона и Бланделла есть целый цикл статей про это, в том числе с данными на уровне отдельных фирм и разных отраслей. Я это много раз описывал в колонках, и в , и раньше - собственная, моя первая колонка, путанная и многословная, была как раз про этот цикл работ Агийона - тогда в самом начале цикла. Те работы, которые я там описываю, существовали только в качестве препринтов, а сейчас уже стали строительным материалом стандартных учебников по экономическому росту. В такой постановке - как страны переходят к инновационному росту, если в результате догоняющего развития серьёзно сокращают расстояние до наиболее развитых, богатых стран - вопрос становится более осмысленным. С другой стороны, для многих стран - в том числе и нашей - практическая проблема состоит в том, как расти с таким темпом, которые бы позволял хотя бы не отставать от лидеров развития - и это, определенно, не «ловушка среднего дохода».
К концу 2013 года, когда было уже ясно, что экономическое развитие России замедляется по причинам в основном институционального характера, у отечественной политической элиты возник спрос на относительно благообразное объяснение происходящего. Оно было вложено в уста Дмитрия Медведева, который на V Гайдаровском форуме в январе 2014-го сообщил, что страна «постепенно приближается к ограничениям по цене рабочей силы» и это «…может привести нас к проблемам конкуренции как с развитыми экономиками, обладающими высококвалифицированной рабочей силой и экспортирующими технологические инновации, так и с экономиками с низкими доходами, низким уровнем заработной платы и дешевым производством промышленных товаров». Премьер назвал этот феномен «ловушкой среднего уровня доходов», и политики стали повторять этот тезис - причем, что удивительно, делают это и поныне (например, Алексей Кудрин на последнем Санкт-Петербургском экономическом форуме). Между тем уже через пару месяцев после объявления о выявленной проблеме решение об экспансии в сторону Украины резко изменило ход российской истории - и сегодня Россия оказалась совсем в другой ловушке.
«Ловушка средних доходов» предполагает, что зарплаты по какой-то причине (в нашем случае - из-за пролившегося на экономику «нефтяного дождя») выросли настолько, что производимая в стране традиционная продукция оказывается неконкурентоспособной, а передовые отрасли недостаточно развиты. Однако в России указание на подобную «ловушку» лукаво - как потому, что наша страна не экспортировала ничего, кроме сырья (в цене которого рента составляет до 90%), даже тогда, когда зарплаты были низки, так и потому, что сегодня их никак нельзя назвать неоправданно завышенными. Остановимся на втором обстоятельстве.
Начиная с 2014 года из-за снижения цен на нефть и «мудрой» внешней политики российских властей, приведшей к разрывам финансовых связей с главными инвестиционными партнерами, переоцененный ранее рубль резко девальвировался. Максимальное значение, которого достигала средняя зарплата россиян в долларовом эквиваленте (то есть в том количестве долларов, которое человек мог купить на свой заработок в обменном пункте), составляло $751 в июле 2008-го (средняя зарплата, по данным Росстата, - 17 538 рублей при 23,34 рубля за доллар) и $915 осенью 2013-го (средняя зарплата - 29 640 рублей, курс - 32,41 рубля за доллар). Затем она упала до $716 в ноябре 2014-го и до $412 в январе 2016-го, стабилизировавшись на $655–680 к весне 2017 года. При этом правительство сегодня не рассчитывает на существенные «отскоки»: если в 2008–2011 годах предкризисный долларовый уровень доходов восстановился через 30 месяцев, то сегодня власти открыто заявляют, что даже через 20 лет номинальные зарплаты в долларовом исчислении не вернутся к уровням 2013-го. Учитывая, что мир не стоит на месте, доходы россиян в 2035 году, вернись они на уровень 2013-го, окажутся по мировым меркам вовсе не «средними». Иначе говоря, Россия сейчас и в будущем останется в «ловушке низких доходов». Если в очередном «тринадцатом году», который надолго может остаться нашей «реперной точкой», средняя зарплата россиянина была больше, чем в Румынии, Литве, Турции и Латвии ($673, $856, $907 и $913 соответственно), то сегодня она ниже, чем в Бразилии, Иордании, Китае и Мексике ($894, $796, $740 и $702).
Так о какой «ловушке средних доходов» можно говорить, если зарплаты в России ниже среднемирового значения? Наоборот, любой экономист-международник скажет, что нынешняя ситуация открывает огромные возможности для модернизации, - но только не тот, кто знаком с реалиями России XXI века.
Экономический рост в годы процветания (1999–2007), когда ВВП вырос на 77%, обеспечивался прежде всего сектором услуг и торговлей импортируемыми товарами. Валовой продукт в сфере коммуникаций и связи увеличился (в сопоставимых ценах) более чем в 10 раз (объем услуг по предоставлению интернет-трафика - в 22 раза), валовой доход банков и финансовых организаций - в 6,7 раза; сектор оптовой и розничной торговли вырос в 4,3 раза, строительство - в 2,3 раза. К началу кризиса 2008 года доля торговли в российском ВВП достигла 18,7%, строительства и операций с недвижимостью - 16,3%, коммуникаций и связи - 5,2%, финансового сектора - 5,1%.
Суммарно на эти четыре отрасли пришлось почти 2/3 прироста ВВП РФ за первые два президентских срока Путина. При этом, в отличие от всех успешно модернизировавшихся стран, промышленность в России отставала - и все сильнее - по темпам роста: в 2000–2004 годах - 28,6% при приросте ВВП на 39,3%, в 2005–2008 годах - 19,2% при 31,4%. И не было создано ни одной новой отрасли индустрии.
Именно поэтому снизившиеся зарплаты не подталкивают экономический рост: с одной стороны, рынок в ряде сегментов сферы услуг (мобильная связь, торговля, общепит и ряд бытовых услуг) насыщен и ориентирован на внутреннего потребителя, значит, низкие зарплаты не могут повысить предложение, но ограничивают спрос; с другой - промышленность тоже не получает особых выгод, так как внутренний спрос сжимается, а взаимодействие с внешним миром минимально - в Южной Корее, где пересчитанные по рыночному курсу в доллары зарплаты упали с $1500 до $790 между августом 1997-го и июлем 1998-го, доля машиностроения и электроники в экспорте составляла на начало периода 54,8%, а в России на момент оккупации Крыма - 5,3%. Именно поэтому последствия кризиса в Корее с точки зрения доходов населения были преодолены за четыре года, а в России их не надеются преодолеть и за 20 лет.
Я утверждаю: структурные особенности экономики России таковы, что она склонна к подъему при растущих, а не снижающихся доходах - как это было в начале 2000-х. Для этого, однако, необходим дополнительный внешний фактор, способный подталкивать это повышение. В счастливые времена им выступал рост цен на нефть - и к 2012–2013 годам Россия стала рынком, крайне привлекательным для крупных международных компаний. Единственным верным шагом в таких условиях было максимальное привлечение в страну иностранных корпораций для создания нового экспортного потенциала на случай завершения сырьевой бонанзы. Но власть сделала прямо противоположное, порвав отношения с Западом накануне резкого падения цен на нефть. Поэтому экономика не оживет, даже если месячная зарплата инженера в промышленности упадет до часовой таксы московской проститутки (политических в расчет не берем). «Ловушка низких доходов» в закрывающейся экономике - приговор куда серьезнее, чем «ловушка средних доходов» в открытой миру стране.
Российская ситуация усугубляется еще одним фактором, который относится к роли и стратегии действий правительства. В ближайшие годы у России нет ни одного шанса перестать быть сырьевой страной. Значит, правительство de facto будет продолжать получать значительную часть доходов в валюте. Это предполагает, что помимо объективного давления на рубль, усиливающегося при снижении сырьевых цен, постоянно будет присутствовать и стремление искусственно занизить курс, чтобы сокращающиеся валютные поступления все же позволяли обеспечивать рублевое финансирование расходов бюджета. Соответственно, долларовые доходы россиян в принципе не имеют шансов на рост - и поэтому российская экономика еще долго не будет интересовать мировых игроков как рынок сбыта и потребительских, и инвестиционных товаров. Основной акцент мы сделаем на Китай, который продолжит поставлять нам относительно дешевые товары и покупать наше сырье, но ничего не предпримет для превращения страны в новую индустриальную державу.
Наконец, нельзя не учитывать, что «низкие», по российским меркам, доходы предполагают не попадание их получателей в низший сегмент среднего класса, а скатывание в глубокую бедность. В последние три года число лиц, получающих доходы ниже прожиточного минимума (определяемого властями в $5,4 в день), колеблется вокруг значения в 20 млн человек. Эти люди находятся в ситуации практически полной исключенности из экономической жизни; никакие рациональные аргументы об «импортозамещении» или повышении загрузки производственных мощностей не имеют к ним отношения. Проваливаясь в бедность, Россия может пойти после очередной девальвации не по восточноазиатскому, а по латиноамериканскому пути 1970–2000-х годов, которому были присущи консервация бедности и отсталости при огромном имущественном неравенстве, криминализации экономики и власти и сохраняющемся акценте на сырьевом секторе.
Мне кажется, что, выступая в 2014 году на Гайдаровском форуме, Медведев оказал услугу российской политической элите, но при этом отвлек внимание экономистов и политиков от действительно грозящей стране опасности. Если бы он был прав, сегодня мы бы увидели мощные потрясения на рынках того же Китая - но последний, похоже, прошел «критические» уровни зарплат, даже не заметив расставленных вблизи «капканов». Уверенность в том, что проблемы России происходят от ее успехов, а не от слабостей, имела критическое значение для принятия в 2014–2015 годах череды ошибочных решений, задавших новую траекторию развития.
Оптимисты, конечно, могут надеяться, что на четвертом, пятом или шестом президентском сроке у Путина проснется либеральный реформаторский зуд, но не стоит забывать, что главный вызов для России исходит не от «излишнего» благосостояния, а от его разительного отсутствия.
Барри Эйченгрин и его команда выяснили, что в "ловушку среднего дохода" - в полосу резкого замедления экономики - можно попасть, когда подушевой ВВП достигает всего $11 000. Переход от авторитарного к демократическому режиму повышает риск замедления роста экономики, а высокое качество экспорта и человеческого капитала его, наоборот, снижают
Рост развивающихся стран остается путеводной звездой глобальной экономики и, возможно, наиболее значимым экономическим явлением, влияющим на жизнь всего населения планеты. В прошлом году экономист Барри Эйченгрин доказал, что рост не бывает бесконечным - все страны, достигнув определенного уровня национального богатства, попадают в "ловушку среднего дохода": после нескольких лет бурного роста экономика вдруг резко замедляется, как будто упирается в стену, а иногда и впадает в рецессию.
О возможных причинах и объяснениях этого странного глобального процесса читайте здесь.
Эйченгрин год назад подсчитал, что эта ловушка ждет страны, подушевой ВВП которых составляет около $15 000 в ценах 2005 года. Как только это случается, темпы роста падают со средних 5,6% до 2,1%. Затем следует период долгого восстановления, не всегда успешный - некоторые страны так и остаются в ловушке.
Открытие Эйченгрина стало одной из самых громких экономических новостей 2012 года - его расчеты и предложенные объяснения наводили на грустные мысли относительно будущего России - она первый кандидат на попадание в ловушку, - а также Китая и других развивающихся стран.
Выборка, использованная Эйченгрином в исследовании начала 2012 года, заканчивалась данными за 2007 год. Теперь он уточнил свои расчеты с помощью данных Penn Table (обновляемая таблица данных ВВП стран, пересчитываемая с учетом разницы цен студентами Университета Пенсильвании), рассчитанных до 2010 года включительно.
Новые выводы Эйченгрина поразительны: в ловушку все попадают минимум дважды, а Россия, судя по всему, уже единожды в ней побывала - в 2006-2009 годах, так что кризис у нас, возможно, вызван далеко не только внешними причинами.
Другой вывод ученых - специфика политического режима, качество экспорта и уровень образования в стране могут снижать или повышать риск попадания в нее.
Новый порог ловушки - подушевой ВВП на уровне $11000
Благодаря новым данным, Эйченгрин выяснил, что первый раз страны попадают в ловушку среднего дохода, когда подушевой ВВП достигает $11000. Второй раз - когда подушевой ВВП достигает примерно $16 000.
Венгрия и Пуэрто-Рико первый раз попали в ловушку среднего дохода в 1978 и 1969 годах соответственно.
Экспортеры нефти - Иран и Венесуэла - также первый раз попали в эту ловушку в 70-х годах прошлого века: Венесуэла - в 1974 и Иран - в 1977, накануне революции.
Такая ситуация скорее типична: в ловушке среднего дохода дважды побывали Австрия (1960 и 1974), Венгрия (1977 и 2003), Греция (1970 и 2003), Япония (начало 1970-х и начало 1990-х), Новая Зеландия (1960 и 1966), Норвегия (1976 и 1997-8), Португалия (1973-4 и 1990-2), Сингапур (после 1978 года и после 1993), Испания (середина 1970-х и 2001) и Великобритания (1988-9 и 2002-3).
Вероятность попадания в ловушку среднего дохода в зависимости от размера ВВП
Пересчитав данные Penn Table, Эйченгрин нашел несколько совершенно новых примеров попадания в ловушку среднего дохода:
Было обнаружено, что в Швеции в середине 1960-х годов, в Гонконге в 1981-82, и в Омане в середине 1980-х годов на самом деле происходило замедление экономики, которое раньше не диагностировалось.
Новые данные также свидетельствуют о начале замедления экономики Эстонии в 2002-03 годах, Греции в 2003 году, Венгрии в 2003 году, Испании в 2001 году и Великобритании в 2002-03. Эти замедления, возможно, сыграли значительную роль в нынешнем европейском кризисе.
Изменилось также представление о замедлении экономики Южной Кореи: страна меньше чем за 10 лет пережила два этапа замедления роста - в 1989 году и в 1997 году.
Как снизить риск попадания в ловушку среднего дохода
Эйченгрин и его коллеги проанализировали множество факторов, которые могут, при прочих равных, снизить или повысить риск попадания в ловушку:
Чем выше рост до замедления, тем выше вероятность попадания в ловушку среднего дохода;
Недооцененная национальная валюта - верная дорога в ловушку;
Значительная доля граждан пенсионного возраста также повышает риск попадания в ловушку;
Замедление в целом менее вероятно в открытых экономиках с высоким качеством человеческого капитала;
Чем больше в стране граждан с высшим образованием, тем меньше вероятность спада.
Отдельно изучался вопрос о влиянии политического режима на вероятность экономического спада. С одной стороны, Эйченгрин пишет, что политические изменения в целом (как демократизация, так и укрепление авторитаризма) не имеют существенной связи с вероятностью спада. Но, на самом деле, полученные им данные этому противоречат.
Так, например, было в Южной Корее в конце 80-х: страна сначала пошла по пути демонтажа авторитарного режима, а затем - в 1989 году - первый раз попала в ловушку среднего дохода.
Доказано, что номинальная заработная плата в Корее до 1987 года росла вместе с номинальной производительностью труда, а после начала демократических реформ начала расти гораздо быстрее.
Эйченгрин в новом исследовании также доказал, что качество экспорта положительно влияет на снижение риска замедления экономики:
Страны с относительно большой долей высокотехнологичного экспорта менее восприимчивы к замедлению;
Замедлению препятствует не только собственно высокотехнологичный экспорт, но и наличие в стране значительного количества сборочных производств.
Хорошие новости для Китая
Новые данные Эйченгрина вселяют некоторые надежды относительно экономического будущего Китая. Возможно, стране удастся избежать ловушки среднего дохода или же быстро из нее выбраться.
Уровень образования в Китае несколько лучше, чем средний уровень образования в странах, попавших в ловушку.
Китай экспортирует больше высокотехнологичных товаров, чем страны, попавшие в ловушку (27,5% от всего экспорта в Китае сравнению с 24,1% в среднем).
Если Китай не пойдет по пути демократизации политической жизни и сохранит текущий уровень издержек в экономике, возможно, ему удастся избежать ловушки среднего дохода, когда страна достигнет уровня подушевого ВВП $11 000. Это произойдет уже совсем скоро - по последним данным подушевой ВВП в ценах 2005 года составляет в Китае уже около $10 000.
..не даст Прибалтике победить бедность и эмиграцию
Министр экономики Латвии Арвил Ашераденс сказал, что правительство победит массовую эмиграцию из страны с помощью роста зарплат. Однако экономика Латвии и других стран Прибалтики устроена таким образом, что зарплаты там всегда будут кратно ниже, чем в странах Западной Европы. Европейская интеграция сформировала в Прибалтике периферийный капитализм, и эта экономическая модель делает невозможной победу над бедностью и эмиграцией в Эстонии, Латвии и Литве.
В экономической науке существует понятие «ловушки среднего дохода». Под ней понимается ситуация, когда страна, достигшая определенного уровня, не может «пробить» этот уровень и развиваться дальше. Остановка в развитии порождает экономическое отставание, которое приводит к деградации страны.
В «ловушку среднего дохода» часто попадают страны третьего мира. Колониальное прошлое этих стран определяет их развитие в логике периферийного капитализма, когда бывшая метрополия высасывает из них ресурсы (включая человеческие), становится для этих стран центром концентрации производства, технологий и капитала, а им оставляет участь рынка сбыта и сырьевого придатка.
Заработная плата в странах периферийного капитализма никогда не будет на одном уровне со странами экономического Центра, потому что если она достигнет этого уровня, то бизнес уйдет в страны с более низкими затратами на рабочую силу. Экономика таких стран работает на условиях сохраняющегося отрыва в развитии от более бедных стран, чтобы импорт приносил прибыль производителям, и сохраняющегося отставания от более богатых стран, чтобы у потребителей этого импорта оставались рабочие места. Такая ситуация и является «ловушкой среднего дохода».
Европейская интеграция сформировала именно такую экономическую модель в Эстонии, Латвии и Литве, и теперь развитие в колониальной логике периферийного капитализма загоняет Прибалтику в «ловушку среднего дохода».
Во всех трех странах Балтии в последние два-три года об этой опасности открыто говорят чиновники и экономисты.
«Нужно честно и без иллюзий признать: Эстония попала в "ловушку среднего дохода", усугубляемую падением демографии и почти отсутствующим ростом экономики», - говорилось в совместном исследовании аудиторской компании KPMG и Центрального союза работодателей Эстонии, опубликованном в конце 2016 года.
«С точки зрения конкурентоспособности, в Латвии все еще доминируют преимущества дешевой рабочей силы. Если существующее положение сохранится, темпы развития экономики в среднесрочной перспективе смогут достигать всего 2–3% в год, и в этом случае экономика рискует попасть в "ловушку среднего дохода"», - говорится в опубликованном Межведомственным координационным центром весной этого года «Докладе Латвии ООН о введении целей устойчивого развития».
«Для нас неприемлемо предложение Еврокомиссии сократить финансирование политики выравнивания для Литвы на 24%. Мы всегда выступали за правила распределения средств, которые предусматривали бы постепенное сокращение средств для регионов, достигших 75% среднего показателя ВВП в ЕС на одного жителя. Внезапное сокращение средств повышает угрозу дальнейшей конвергенции Литвы и повышает вероятность попадания в "ловушку среднего дохода", а это как раз лишь повысит темпы эмиграции», - пожаловался на грядущее сокращений дотаций из еврофондов летом этого года министр финансов Литвы Вилюс Шапока.
Поэтому инициатива главы латвийского Минэкономики побороть эмиграцию, увеличив зарплаты, - чистой воды предвыборный популизм.
При существующей экономической модели стран Балтии зарплаты и уровень жизни в целом в периферийных Литве, Латвии и Эстонии всегда будут в несколько раз ниже, чем в странах «ядерного» региона ЕС - Западной Европы.
Впрочем, «ловушка среднего дохода» не является смертным приговором для угодивших в нее государств. В разные годы в нее попадали и выбирались, переходя на новый уровень развития, Финляндия и Южная Корея, Бразилия и Сингапур. Рецепты давно известны и многократно описаны. Необходимы наращивание производства, стимулирование внутреннего спроса на отечественную продукцию и поиск рынков сбыта для увеличения экспорта, долгосрочные инвестиции в науку, образование и инфраструктуру, формирование инновационной экономики с высокой добавленной стоимостью, производством уникальной продукции и высокими зарплатами для уникальных специалистов.
Иными словами, для выхода из сложившейся ситуации Прибалтика должна решать проблемы, которые она же себе и создала.
В 1991 году для Литвы, Латвии и Эстонии не было предопределено превращение в колонии Германии, Великобритании и других западноевропейских стран. У стран Балтии была развитая высокотехнологичная промышленность с высокой добавленной стоимостью. Доля промышленности в Прибалтике на момент ее выхода из состава СССР была выше, чем сегодня в Германии - более 60% экономики Литвы, Латвии и Эстонии.
Помимо промышленности, была самая современная инфраструктура, построенная Советским Союзом. Были гарантированные экспортные поставки на традиционные рынки сбыта на востоке. Была возможность доступа одновременно к российским ресурсам и немецким технологиям. Был транзитный потенциал. Были школы подготовки специалистов мирового класса. Были уникальные научные и производственные коллективы, способные создать инновационный продукт и сформировать в Прибалтике экономику знаний.
Прибалтика сама от всего этого отказалась: имея все необходимые стартовые позиции, Литва, Латвия и Эстония добровольно выбрали развитие в логике периферийного капитализма.
Сознательные усилия прибалтийских правительств, дополнившие присоединение к общему европейскому рынку и разрыв кооперационных связей на Востоке, уничтожили основную часть местной промышленности - доля индустриального производства в структуре экономики сократилась до 10–15%.
Казавшиеся незыблемыми традиционные рынки сбыта были потеряны, а новых рынков для прибалтийского экспорта не нашлось. В последние несколько лет все желающие имели возможность наблюдать фантасмагорию с «войной санкций», когда правительства Литвы, Латвии и Эстонии сперва убеждали, что российское продовольственное эмбарго не скажется на мясомолочной отрасли, потом пытались найти местному молоку и кефиру покупателей в Китае, Доминикане и на Каймановых островах, потом с гордостью заявляли, что их страны страдают больше всех в ЕС от санкционной политики, но не изменили своего отношения к России, потом просили у Еврокомиссии компенсаций для своих обанкротившихся молочников.
Возможность быть «мостом» между Востоком и Западом и зарабатывать на этом экономически страны Балтии упустили, начав вместо этого играть функцию клина, вбиваемого между Германией и Россией. Транзитный потенциал они теряют буквально на глазах: пятый год продолжается падение грузооборота железных дорог и портов Прибалтики.
Наконец, самый главный ресурс - человеческий - тоже почти весь просочился сквозь пальцы.
По высшему техническому образованию сразу же после обретения независимости был нанесен смертельный удар переводом его на государственные языки. Уникальные научные и производственные коллективы были разогнаны, их НИИ и КБ закрыты. Наука уничтожена. Мирового уровня профессора, инженеры, изобретатели в Латвии и Эстонии были лишены гражданства и уехали туда, где их мозги ценятся больше. Молодые талантливые литовцы, латыши и эстонцы сегодня повально уезжают из Литвы, Латвии и Эстонии сразу по достижении совершеннолетия.
При таком положении дел о какой инновационной экономике, каком наращивании производства и экспорта и каких рынках сбыта может идти речь?
Прибалтийские страны сами обрекли себя на положение задворок Европы: «ловушку среднего дохода», периферийный капитализм и неуклонную деградацию.
В последние несколько лет они шаг за шагом лишают себя оставшихся рычагов для выхода на новый уровень: сельского хозяйства, транзита. Их единственный шанс улетает в Лондон с лоукостерами, набитыми гастарбайтерами. Остановить этот процесс невозможно, потому что эмигранты бегут от бедности, а прибалтийская бедность - это не недоразумение, не временная неприятность и не ошибка, а неотъемлемое составляющее формулы «истории успеха» Прибалтики.
Александр Носович